|
|
| |
Пост N: 708
Зарегистрирован: 20.11.06
Рейтинг:
0
|
|
Отправлено: 30.10.15 23:06. Заголовок: Re:
А вот рассуждения того же писателя об изкоренении воровства во властных структурах.
Акунин Б. Пелагия и белый бульдог. М.: ООО Издательство АСТ, 2004.
БЕСЕДЫ ПРЕОСВЯЩЕННОГО
МИТРОФАНИЯ
Вставная главка
О чиновничьем сребролюбии
— Согласны ли вы, сын мой, что никакой,
даже самый благонамеренный управитель не смо-
жет воплотить свои полезные замыслы, не имея
исправного рабочего инструмента в лице способ-
ных и честных помощников, того самого инстру-
мента, который на вашем бюрократическом
наречии именуется «аппаратом»?
— Совершенно согласен.
— И что же делать, если «аппарат» этот по-
гряз в низменном сребролюбии?
204
— Не знаю, отче, оттого и пришел к вам. А глав-
ное, все чиновники таковы и других взять негде.
— Почему же негде? Частью можно из столиц
привлечь прекрасномыслящих мужей, и поедут,
потому что им хочется свои знания и убеждения
на деле применить. Частью же и у нас честные
чиновники найдутся, просто им сейчас ходу нет.
— Как же я их распознаю, честных этих, если
они не на виду?
— Я здесь не первый год, знаю, кто чего сто-
ит, и назову. Но сие лишь четверть дела, потому
что любой человек от власти портится, если уста-
новлены неправильные заведения. И чиновники
в большинстве своем начинают лихоимствовать
не из-за порочности своей натуры, а потому, что
так уж заведено, и кто не лихоимствует, на того
косо смотрят и начальники, и подчиненные. •
— Но как установить правильные заведения,
чтобы лихоимство из моды вышло?
— Известна ли вам, сын мой, пословица, гла-
сящая, что рыба гниет с головы? Это воистину
так, и медицина также утверждает, что все болез-
ни начинаются в голове. Добавлю к сему и обрат-
ное: у болящего выздоровление тоже начинается
от головы. Прежде чем человек на поправку пой-
дет, он должен захотеть выздороветь и поверить в
собственное выздоровление.
— Но с чего начать? Тут ведь главное — вер-
ный почин!
205
— Подберите себе в 'ближние помощники лю-
дей честных и дельных: вице-губернатора, управи-
теля государственным имуществом, начальников
акцизного и губернского управлений, окружного
суда, а также руководителей контрольной и казен-
ной палат. Ну и, конечно, полицейскую верхушку,
^вто беспременно. Для начала и довольно будет. Где
рдюдей взять — про то мы уже толковали, десяток-
то^ годных по губернии и России наберется. И пер-
во-наперво Уговор меж собой заключить: не для
того мы за гуж беремся, чтобы обогатиться, а для
того, чтобы дело сделать. А кто слабину в себе по-
чувствует — сам уходи или не обижайся, если тебя
попросят уйти. Пусть каждый из ваших ближних
помощников свое имущество публично заявит и
впредь все свои доходы и расходы ни от кого не
таит. Я, Антон Антонович, вообще той надежды
придерживаюсь, что спасение России не из столиц,
а из провинции придет. Это и из здравого смысла
следует. Легче навести порядок в одной комнате,
нежели во всем доме, в одном доме, нежели на всей
улице, на одной улице, нежели во всем городе, и в
одном городе, нежели во всей стране.
— Ну хорошо, допустим, голова будет чест-
ная, а ниже-то, ниже? Я в кругу товарищей буду
о прекрасном витийствовать, и станем мы друг
на друга любоваться, какие мы гордые да непод-
купные, а мздоимцы по всей губернии как бес-
чинствовали, так и продолжат бесчинствовать.
Всех за руку не поймаешь и под суд не отдашь.
206
— Не ловить воров надо, а надо сделать так,
чтобы воры не заводились.
— Легко сказать!
— И сделать не так трудно. Пусть ваши бли-
жайшие помощники, каждый из которых за важ-
ную область деятельности отвечает, себе по той
же методе заместителей подберут — кто согласен
на Уговор. Тут можно и нынешних некоторых на
должности оставить, даже которые и мздоимство-
вали, но не по алчности или зломыслию, а пото-
му, что издавна так заведено. Ну а самых лютых
лихоимцев и безобразников — а их и я знаю, да и
вы уже знаете — тех, конечно, следует под суд
отдать и судить по всей строгости, это уж беспре-
менно.
— Хорошо, предположим, мои помощники не
воруют, ихзаместители тоже, ну а дальше?
— И дальше так. Это, Антон Антонович, на-
зывается психология. Сидит начальник на жа-
лованье, мзды не берет, потому что боится или
совестится. А подчиненный его разъезжает в ка-
рете четверкой и жена у него наряды из Парижа
выписывает. Стерпит такое нормальный чело-
век? Ни за что. И супруга ему не позволит, по-
тому что у нее-то нарядов из Парижа нет, а у
супруги нижестоящего Ивана Ивановича есть.
И прижмет начальник Ивана Ивановича, ска-
жет ему: ты, брат, или живи, как я, или вон со
службы. Иван Иванович, если уж он на службе
207
после сего остался, станет волком смотреть на
сидящего под ним мздоимца Петра Петровича,
хотя прежде ему потакал и покровительствовал.
Чем это Петр Петрович его лучше? Так и пой-
дет сверху до самого низа по всей пирамиде.
Сами удивитесь, как скоро у нас чиновниче-
ство построжеет и праведность полюбит...
Ремарка. Так, конечно, не вышло, хоть Антон
Антонович на возведение сей идеальной пирамиды
потратил много времени и сил. .Что ж, живые люди.
Хоть Христос и повелел любить всех одинаково, но
это по силам только святым отшельникам, которые за
нас молятся, а у обычных смертных есть и друзья, и
родственники, и опять же долг платежом красен. Спра-
ведливого и беспристрастного чиновничества никогда
и нигде не бывало, не привилось оно и в Заволжье. И
«своему человечку» у нас радеют, и неприятелей при
случае притесняют, и рука руку моет.
Но в то же время нельзя сказать, чтобы теория пре-
освященного вовсе провалилась. «Барашек в бумажке»,
в России повсеместно распространенный и даже освя-
щенный национальной традицией, у нас совершенно
вышел из употребления, впрочем, отчасти замененный
пресловутыми «борзыми щенками», которые менее улови-
мы и все же, согласимся, являются несомненным прогрес-
сом по сравнению с прямым взяточничеством. Прямое
же взяточничество, а того паче вымогательство стали со
временем почитаться среди заволжского чиновничества
208.
делом постыдным, то есть «неправильные заведения», о
которых толковал владыка, все-таки переменились. Так
что хоть царства справедливости не образовалось и пол-
ного равенства всех перед властью тоже не произошло,
но явные, бесстыдные злоупотребления если и не исчез-
ли вовсе, то сильно поубавились. И полиция у нас вплоть
до самого последнего времени слыла честной, и суды, и
даже акцизное ведомство, чего, казалось бы, не бывает и
вовсе. Но о податях — это уже из следующей беседы.
О законопослушании
— Владыко, я много думал о нашей прошлой
беседе, и вот что не дает мне покоя. Вы говорите,
что рыба гниет с головы и выздоровление следует
тоже начинать с головы. Это звучит разумно, но,
по-моему, общественное устройство более напо-
минает не рыбу, а некое здание.
— Истинно так.
— А если так, то хорош ли выйдет дом, кото-
рый строят, начиная от венца?
— Нехорош, сын мой, и я очень рад, что вы
дошли до сего сами, без моих подсказок. Одним
«аппаратом», как бы расчудесен он ни был, крив-
ду не распрямишь. Нужно, чтобы большинство
захотело того же, чего хотите вы, и тогда усилия
ваши и ваших помощников будут встречать не
противление, а поддержку.
— Но всяк хочет своего, и у каждого своя вы-
года! Многим, очень многим удобнее и привыч-
209
нее жить так, как они живут — повиноваться не
законной власти, а «нужным людям». Так оно
выходит проще и дешевле и для купцов, и для
торговцев, и для промышленников, и для мещан-
ства. Разве всех их переубедишь? Они и слушать
не станут.
— И не надо переубеждать. У нас в России сло-
вам не верят, тем более если они исходят от началь-
ства. Основа прочного жизнеустройства, сын мой,
состоит в добровольном законопослушании.
— О, владыко! О чем вы толкуете? Какое мо-
жет быть в России добровольное законопослу-
щание?
— Да такое же, как в дорогой вашему сердцу
Швейцарии!
— Нет, право, отче, не сердитесь. Но мне хо-
телось бы, чтобы мы говорили не об идеальных
схемах, а о шагах, могущих иметь практические
последствия.
— Именно об этом я и излагаю. Доброволь-
ное исполнение закона — не следствие высокой
сознательности обывателей, а всего лишь признак
того, что людям выгоднее соблюдать сей закон,
нежели его нарушать. И если вы призадумаетесь,
то увидите, что у нас в России повсеместно нару-
шаются отнюдь не все законы, а лишь некото-
рые. Или не так?
— Пожалуй, что и так. Прежде, до отмены мо-
нопольной торговли на водку, многие изготавли-
210
вали самогон и тайком продавали, но теперь это-
го нет. Однако где нечисты девять из десяти рос-
сиян, так это при уплате податей и сборов. Тут
уж вы, отче, спорить не станете.
— Не только не стану, сын мой, но и скажу
вам, что вы безошибочно определили самый ис-
ток болезни, называемой беззаконием. Убивают
единицы, воруют тоже немногие, но вот платить
все бессчетные подати, акцизы и пошлины, мно-
гие из коих нелепы и непомерны, не хочет никто.
От этого весь вред и происходит: и взяточниче-
ство, и оскудение казны, и те самые «нужные
люди», на которых ни вы, ни ваши предшествен-
ники не сумели сыскать управу. А наипачий вред
проистекает оттого, что, как вы верно заметили,
девять из десяти человеков чувствуют себя нару-
шителями закона. Сие означает, что закон им не
защита, а устрашение, и сами они уже не уважае-
мые члены общества, но воришки, коих суд и
полиция в любой миг могут призвать к ответу. На
том нужные люди и держатся: им-то доподлинно
известно, кто и сколько казне не доплатил. Берут
они за свое знание поменее, чем государство, да
и от слуг закона нарушителей оберегают. Вот и
выходит, что общество наше сплошь из воришек
состоит, которыми разбойники управляют. Будет'
человек себя уважать, если сам про себя знает,
что он воришка и взяткодатель? Нет, Антон Ан-
тонович, не будет — ни себя, ни законы.
211
— Но тут ведь ничего не сделаешь!
— Слышу в вашем голосе отчаяние, и совер-
шенно напрасно. Сделать же нужно вот что: на-
значить на всякого податного, кем он ни будь,
единый налог, невеликий, заранее известный и
взимаемый сразу, со всех выплат, выдач, сделок
и доходов. И дань эта должна не превышать од-
ной десятой, потому что святая церковь еще со
стародавних времен на богатом своем опыте про-
верила и убедилась: десятину человек платить
согласится, а больше — ни в какую, даже под стра-
хом кары Отца Небесного. А это значит, что и
искушать нечего. Вот пусть и вам платят десяти-
ну. Кто бедный и десять рублей в месяц еле до-
бывает, с того берите рублишко, а кто миллион
заколачивает — с того можно сто тысяч взять, но
такого человека и особенно поблагодарить нуж-
но, уважение ему оказать, потому что на его пред-
приимчивости и рачительности государство стоит.
— Всё это прекрасно, но не губернатор нало-
ги и пошлины назначает. Ведь вы превосходно
знаете,, владыко, что порядок взимания всевоз-
можных сборов определяют в Петербурге, и я не
властен своей волей его менять. За это меня со
службы выгонят, да еще под суд упекут.
— Не упекут. Потому что вы поедете в столи-
цу и заключите с правительством соглашение. Ни-
когда еще не бывало, чтобы Заволжская губерния
212
казне сполна все положенные налоги выплачива-
ла, потому что жители увертываются и не желают
нисколько платить. Одни недоимки на нас, как и
на большинстве прочих губерний. А вы поручи-
тесь своей гарантией, что будете положенную сум-
му исправно вносить, но собирать ее ста-нете
по-своему, и объясните, как именно, чтобы в вас
откупщика не увидели. И я со своей стороны за
вас поручусь, объясню комуследует, в чем ваша
идея состоит. Согласятся, потому что казне пря-
мая выгода. Захотят испытать на одной незначи-
тельной и убыточной губернии, что из сего опыта
может проистечь. Заметьте еще и то, сын мой,
что вследствие этого начинания вы разом изба-
витесь и от нужных людей, и от большинства мздо-
имцев. Никто уж им деньги не понесет, потому
что выгоднее и безопаснее будет государству по-
ложенное уплатить, а за это от закона защиты
истребовать. Останутся наши заволжские разбой-
ники без поддержки снизу, а сверху их ваша по-
лиция прижмет, потому что станет она у вас уже
не купленная, как прежде, а честная.
Ремарка. Вот это всё сбылось в точности, даже
еще и более, чем сулил владыка. Разбойников по ле-
сам и городам выловили быстро, потому что у нас не
Москва с Питером, про каждого известно, что ты за че-
ловек. Нужные люди — кто в другие губернии подался,
кто в каторгу поехал, а которые поумнее, те притихли и
213
занялись дозволенной торговлишкой или иным закон-
ным промыслом. Самое удивительное то, что после
учреждения единой подати отчего-томного меньше ста-
ло и всех прочих преступлений. Может, оттого, что за*
волжане все вдруг как-то заважничали и обрели больше
степенства в словах, поступках и даже телодвижениях?
Чиновников у нас поубавилось, потому что многие со-
бирающие, следящие и контролирующие сделались не
нужны, а вот купцов и промышленников понаехало из
других губерний видимо-невидимо — выгодно им по-
казалось в Заволжье жить и дела вести. В губернской
казне деньги завелись, так что понастроили у нас за
минувшие годы и домов новых, и больниц, и школ, и
дороги наладили, даже и о собственном театре начали
подумывать.
Приезжали посмотреть на наши чудеса из столиц и
иных краев, хотели и в других губерниях так же устро-
ить, да что-то там у них не сложилось.
О достоинстве
— А скажите, сын мой, чем, по-вашему, ни-
щета отлична от бедности?
— Нищета от бедности? Ну, бедный человек в
отличие от совсем уж нищего имеет какое-ника-
кое жилище, пропитание и одевается не в лохмо-
тья, а все-таки прилично. Бедность бывает
благородной, а нищета отвратительна.
— Или, как выразился автор чрезмерно пере-
хваленного романа, нищета — это уже порок, за
который из общества палкой изгоняют.
214
— Позвольте, владыко, неужто вы о «Преступ-
лении и наказании» так строго судите?
— О литературе, Антон Антонович, мы как--
нибудь в другой раз поговорим, а теперь речь моя
об ином. Именно, что человек голодный, неоде-
тый и бездомный не может быть благороден по-
ведением и красив. И хоть в Священном Писании
и житиях мы много читаем о блаженных и проро-
ках, что ходили в рубищах и вовсе не заботились
о пропитании и приличии, но с сих святых угод-
ников обычным людям брать пример пагубно, ибо
страшно и противоестественно представить себе
общество, сплошь состоящее из членов, умерщ-
вляющих плоть, обвешанных веригами и произ-
носящих пророчества. Не того хочет от чад своих
Господь, а чтобы вели себя достойно.
— Тут я совершенно согласен, хоть это какая-
то и не совсем русская точка зрения, однако мне
все же хочется вступиться за господина Достоев-
ского. Чем же вам не угодил роман «Преступле-
ние и наказание»?
— Ах, дался вам господин Достоевский. Ну хо-
рошо, извольте. Я считаю, что автор чересчур об-
легчил себе задачу, когда заставил гордого
Раскольникова убить не только отвратительную ста-
руху процентщицу, но еще и ее кроткую, невинную
сестру. Это уж господин Достоевский испугался, что
читатель за одну только процентщицу не захочет
преступника осудить: мол, такую тварь вовсе и
215
не жалко. А у Господа тварей не бывает, все Ему
одинаково дороги. Вот если бы писатель на одной
только Процентщице всю недостойность человеко-
убийства сумел показать — тогда другое дело.
— Недопустимость, вы хотите сказать?
— Недостойность. Взять в руки топор или иной
какой предмет и другому человеку черепную ко-
робку проломить —это прежде всего недостойно
человеческого звания. Ведь что такое грех? Это и
есть поступок, посредством коего человек роняет
свое достоинство. Да-да, Антон Антонович, я
вновь, уже в сотый раз, вернусь к сей теме, пото-
му что чем долее живу на свете, тем более уверя-
лось, что именно в чувстве достоинства состоит
краеугольный камень справедливого общества и
самое предначертание человека. Я говорил вам,
что достоинство зиждется на трех китах, имя ко-
торым законность, сытость и просвещение. Про
законопослушание сказано достаточно, о пользе ра-
зумного, боговдохновенного просвещения вы и сами
толковали мне весьма красноречиво, так что мне и
добавить нечего. Но нельзя за сими прекрасными
материями забывать и об основе основ — животе
человеческом, который на нашем языке не случай-
но равносмыслен слову «жизнь». Если живот пуст,
то это уже нищета, а нищий подобен животному,
ибо думает только о том, как живот этот напол-
нить, и ни на какие иные, более высокие побуж-
дения у него сил уже не остается.
— К чему, отче, вы мне это говорите?
216
— К тому, что вы — власть предержащая, и
самая первая ваша ответственность в том, чтобы
всякий житель губернии имел кусок хлеба и кров
над головой, так как без сих основ у человека не
может быть достоинства, а не имеющий достоин-
ства не является гражданином. Богатыми все быть
не могут, да и ни к чему это, но сыты должны
быть все. Это нужно не только обездоленным, но
в не меньшей мере и всем остальным, чтобы они
не поедали мягкий хлеб свой, стыдливо таясь от
голодных. Не будет достойным тот, кто пирует,
когда вокруг него нищета и вой.
— Это истинно так, владыко. Я думал об этом
и даже подсчитал, что не так уж много средств
уйдет на поддержание истинно нуждающихся. Не-
ужто всё так просто? Только накормить голод-
ных, и в людях сразу появится Selbstachtung* ?
— Нет, сын мой. Не сразу, иСытость — толь-
ко начало. Еще следует искоренить всякое оскор-
бление личности, чему у нас в России по
стародавнему нашему обычаю и значения никако-
го не придают. У нас ведь, сами Знаете, брань на
вороту не виснет, а тычки с затрещинами от на-,
чальства у простого народа за отеческое внушение
воспринимаются. Опять же порка повсеместно рас-
пространена. Какое уж тут Selbstachtung, с поркой-
то. Так что давайте с вами условимся: у нас в
губернии более никого и ни за что сечь не будут,
* самоуважение (нем.).
217
хоть бы даже и по решению крестьянского схода
свои своих. Воспретить раз и навсегда. Я и свя-
щенникам велю в церквах проповедовать, чтоб
родители детей не пороли, разве уж совсем каких
отчаянных, кто разумного слова не понимает. Из
поротых не граждане вырастают, а холопы. Хоро-
шо бы еще и брань запретить, но это, конечно,
мечтание. Я и сам бываю по сей части грешен.
— А еще замечательно было бы, владыко, что-
бы в присутствиях людям простого звания стали
говорить «вы» и «господин такой-то». Это для
Selbstachtung очень важно. Можно еще по име-
ни-отчеству, тоже хорошо.
— Хорошо-то хорошо, да не рано ли? Напуга-
ются мужички, если им так сразу «выкать» нач-
нут. Заподозрят какую-нибудь начальственную
каверзу, как в шестьдесят первом году при эман-
сипации. Нет, с этим погодить требуется, пока
непоротое поколение подрастет.
— Ах, отче, а вы только представьте, какие бла-
гословенные настанут времена, когда наши обыва-
тели будут в губернаторы не чужаков вроде меня
получать, но смогут по собственной воле произво-
дить элекцион и избирать из своей среды достой-
нейшего, кого знают и уважают! Вот тогда-то
истинный рай на русской земле и установится!
— Только и с этим бы не спешить. Пусть сна-
чала обыватели наши достоинства поднакопят и
в граждан превратятся, а потом уж и элекцион
можно. А то они, пожалуй, Фильку-кабатчика себе
218
в губернаторы выберут, если он им на площадь
пару бочек зелена вина выкатит...
Ремарка. По поводу достоинства не знаем, что и
Присовокупить, потому что материя тонкая и учету
плохо поддающаяся, да и времени не так много про-
шло — непоротое поколение, о котором говорил вла-
дыка, еще со школьной скамьи не сошло. Сильно
пьяных, что в канаве валяются, у нас в последнее вре-
мя стало меньше. И когда на улицу выходят, одеваться
стали поприличнее. Но это, возможно, из-за того, что
бедности поубавилось в связи с вышеупомянутым раз-
витием торговли и разных промыслов. Право, не зна-
ем... Хотя вот в прошлый год история была:
квартальный Штукин мещанина Селедкина «свиньей»
обозвал. Раньше бы Селедкин такое обращение за ласку
счел, а тут ответил служивому человеку: «Сам ты сви-
нья». И мировой в том никакой вины не нашел.
Пожалуй, что и больше стало в заволжанах досто-
инства.
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума